19 апреля 2024 года в Театре Моссовета свершилась премьера спектакля «Тартюф» по пьесе Жана-Батиста Мольера. Постановка различается необычным режиссерским решением и неповторимым сценическим местом. «Тартюф» в Театре Моссовета — это не традиционная постановка, а современная и смелая интерпретация, которая взывает к разуму и эмоциям зрителя. Спектакль не оставляет флегмантичным, заставляя переосмыслить свои ценности и задуматься о сути людской природы.
Новое чтение Мольера вроде бы изучит теневые стороны людской природы — лицемерие, жадность и корысть. «Тартюф» Марчелли — это зеркало, в каком зритель лицезреет свое отражение. Спектакль принуждает задуматься о том, как нередко в стремлении к искусственным ценностям мы теряем себя и близких.
«Мы решили поведать другую историю. Когда весьма взрослый человек женится на юный девице и попадает в весьма сложную себе ситуацию, которую он каким-то образом должен разрешить. И в протяжении всего спектакля он решает вопросец, как ему жить далее: убить эту любовь либо принять предполагаемую измену. Мольер писал в стихах, но это житейский перевод. Мы его избрали, поэтому что поведать эту историю в той легкой форме сатирической комедии, которую имел в виду Мольер, театру будет не совершенно любопытно», — объяснил журналистам режиссер спектакля Евгений Марчелли.
Индивидуальностью спектакля сделалось камерное место сцены «Под крышей», где действие происходит на расстоянии вытянутой руки от зрителей. Таковая конкретная близость актеров и публики делает атмосферу интимности и увеличивает психический эффект. Зрители стают конкретными участниками происходящего, следя за мелкими деталями мимики, жестов и настроений персонажей. Театральная интерпретация режиссера Марчелли различается грубостью и актуальностью. Он поднимает в спектакле темы, которые постоянно резонируют с современным зрителем: задачи поиска себя, старения, лицемерия и подлинной любви.
Сценография спектакля минималистичная. В центре импровизированной сцены — ковер из мишуры, пластмассовых стаканчиков и игрушек, напоминающий о пустоте и иллюзорности современной жизни. Актерский состав во главе с заслуженным артистом Рф Андреем Жиркиным делает калоритные и запоминающиеся образы. Герои спектакля — живы, многогранные люди со своими пороками и плюсами. Их внутренние конфликты, терзания и надежды отражаются в любом жесте, взоре и интонации.
«Этот формат дает органику артисту. Без наигрыша, без излишнего педалирования, как на большенный сцене, без форсирования голоса, при этом при всей психологии, заложенной режиссером. А спектакль у нас вышел как предупреждение о том, что мысль фикс делает хоть какого человека практически безумным. И если он идет за ней, становится рабом идеи, то на его пути рушатся людские судьбы», — гласит народная артистка Рф Остроумова, исполняющая в спектакле роль госпожи Пернель.
Не считая не совершенно обычного знатокам Мольера перевода его пьесы в стихах прозой, в спектакле много от синематографа. От ритма постановки до оживленно сменяющихся мизансцен. Марчелли избрал для постановки старенькый, но оказавшийся животрепещущим житейский перевод на российский XIX века Е.Федюкина. Этот перевод, по плану режиссера, наиболее подступает для разговора о внутрисемейной драме, полной измен и расстройства.
«Необыкновенная, любопытно исполненная, психическая постановка, гармонически объединяющая классику и современность. Минимум декораций, психологизм и живы эмоции (Эмоции отличают от других видов эмоциональных процессов: аффектов, чувств и настроений) актеров принуждают пережить эту вневременную историю. Невзирая на то, что спектакль лишь привыкает к сцене, актеры уже весьма внушительно, иногда даже пугающе представляют собственных персонажей, вызывая искреннее сострадание, отвращение, злоба и любовь. В поиске новейших смыслов, Евгений Марчелли расставил акценты так, что всем знакомые герои получили шанс раскрыться заного. Шанс сломать шаблон собственного восприятия сейчас есть и у зрителей», — уже успели отметить театральные критики.
Всё поэтому, что постановка акцентирует внимание вкусившего вкус зрителя не на комедийности ситуации, описанной Мольером, а на качествах людской души. Даже образы Тартюфа и Эльмиры построены на контрасте наружного и внутреннего. А этот контраст доведен актерами до совершенства. Тартюф, роль которого потрясающе исполняет Виталий Кищенко — не обычный нам пройдоха, чья цель — чужая супруга и средства. Он — злой гений, упивающийся властью, несгибаемый, как металлической стержень, адепт искусства манипулирования, возведенного в культ. Даже его кажущаяся страсть к обратному полу — всего только часть плана, направленного на полное ликвидирование противника.
Такового Мольера стоит поглядеть. Итак, вперёд, зритель! Действо начинается!
«В камерном пространстве тесновато и звучно, как в маленьком кинозале. Зрительный зал всего на 50 мест делит условный подий — можно рассмотреть всё. Декорация не похожа на просторную парижскую гостиную середины XVII века, это быстрее танцплощадка неопределенной эры. Нас встречает расположившийся в центре импровизированной сцены ковер из мишуры, пластмассовых стаканчиков и игрушек-пищалок — последствие огромного, бесконечного и искусственного веселья. Танцуя под оживленную светомузыку, в клубных нарядах выходят герои постановки. В пелене дым-машины, брызгах конфетти и лучах светомузыки туда и назад мерцает скопление белолицых парней в длинноватых париках и дам в сверкающих пайеточных платьицах. Юная госпожа Эльмира веселится в окружении пасынка, падчерицы и прислуги. Яркая вечеринка обрывается возникновением старый мамы Оргона госпожи Пернель, осуждающей новейшую молоденькую супругу собственного возрастного отпрыска за то, что вкупе с ней в дом пришли бесконечные балы, гости и вольнодумные дискуссии. И все это „недостойное“ поведение невестки и сдружившихся с ней внуков портит ту идиллию и праведность, олицетворением которой стал пригретый отпрыском набожный Тартюф. Неуверенно отказывающийся от средств и раздающий крайнее нищим, герой не упускает способности сытно отобедать и выспаться в доме Оргона, равномерно втираясь в доверие и вызывая размещение у владельцев. Но оказывается, что набожность Тартюфа — только оболочка, за которой спрятан обыденный грешный человек, скупой до средств и власти», — так обрисовывают показанную с довольно необыкновенной стороны Евгением Марчелли пьесу Мольера те, кто уже успел побывать на спектакле.
Думается, любой сумеет осмыслить постановку по-своему. Одно непременно — флегмантичным она навряд ли оставит.